Ещё одна история про новый холст. Но сначала предыстория) Я уже рассказывала здесь про то, что в детстве нас каждую неделю водили в Третьяковскую галерею (или в Пушкинский — они чередовались). Это длилось много лет подряд, и несмотря на то, что большая часть фактической информации выветрилась из моего мозга напрочь, ощущение близости и причастности осталось. Так бывает, когда приезжаешь в какое-то место из детства, где давно не был — очень остро чувствуешь момент возвращения, как будто на мгновение прорываешься сквозь время и оказываешься в своём собственном прошлом, как в том эпизоде Интерстеллара, ну вы поняли)) Именно это со мной и происходит, когда я оказываюсь в музейных зданиях на Лаврушинском и на Волхонке.

И как это обычно бывает с местами силы из детства, ты периодически слышишь их зов. Так и у меня. И в 2021 году этот зов удивительным образом материализовался. Дело в том, что в апреле при совершенно невероятных обстоятельствах я вдруг стала обладателем карты Друг Третьяковки, которая позволяет мне целый год бесплатно посещать все выставки и мероприятия музея (раньше я просто не могла себе такого позволить, билеты в музеи сейчас очень дорогие). И я решила посвятить этот год изучению и освоению тех богатств, которыми со мной может поделиться Третьяковка. С тех пор я бываю там почти каждую неделю, брожу по основным экспозициям и временным выставкам, не спеша всё изучаю, разглядываю, вспоминаю. А спустя пару месяцев случилось ещё одно невероятное событие — видимо, Третьяковка каким-то образом поймала вибрации моего интереса и ответила на них взаимностью, пригласив меня провести курс в рамках своей летней школы, то есть фактически поработать в музее. Не буду на этом подробно останавливаться, я про это тоже уже писала. Так вот, в этот момент моё погружение в музейный мир стало ещё более глубоким, на этот раз в фокусе внимания оказалась выставка «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии». В общей сложности я побывала на ней около десяти раз, два из них — с очень классными экскурсиями, сначала простого экскурсовода, потом — одного из кураторов. Именно тогда мне в голову и пришла идея вступить с некоторыми из работ в диалог. Я понимаю, это довольно избитый ход, но потому художники его и «избили», что он на определённом этапе просто необходим. И у меня сейчас, видимо, начинается такой этап. Я ощущаю потребность в диалоге с другими художниками, причём напрямую, а не через язык художественной критики, философских текстов и прочих дополнительных материалов. Смотреть работы, читать биографии, слушать интервью. Нужна прямая речь, а не то, что от неё остаётся, когда она преломляется в сотнях чужих интерпретаций.
Отправной точкой для начала такого разговора стала работа Павла Андреевича Федотова «Анкор, ещё анкор!». Она находится в коллекции Третьяковской галереи, но я её раньше никогда не видела (или не обращала внимания), и понадобилась огромная российско-германская выставка про романтизм, чтобы мы с ней впервые встретились.


Четсно признаюсь, первое, на что я обратила внимание, это пудель. Не знаю, почему я к ним так неравнодушна, но они довольно регулярно проникают на холсты, ничего не могу с этим поделать. Так вот, с пуделя я довольно быстро переключилась на историю, стоящую за картиной, и потом долго не могла выкинуть её из головы. Наверное, это тоже в каком-то смысле был зов. Визуально холст довольно мрачный, но он произвел на меня какое-то гипнотическое действие. И мне захотелось с ним поговорить.

Я довольно плотно работаю с текстами, но некоторые вещи мне как художнику сложно вербализовать, для них-то и используется этот самый «язык живописи», на котором я учусь разговаривать. Наверное, это как с музыкой — про неё можно и нужно говорить, но «пересказать» мелодию словами невозможно. Я сейчас читаю книгу про Филиппа Густона, там про это есть хороший абзац, как раз вчера его подчёркивала, жаль, книга сейчас в мастерской и не могу процитировать (добавлю цитату попозже).

Там ещё прикол в том, что работа Федотова довольно тёмная, и не везде понятно, что именно изображено. А мне эта тема непонятного очень близка. Ведь в жизни никогда не бывает так, что всё до конца понятно. Ну или это только у меня так, не знаю, как у вас. Как в том меме — синоптики говорили, что будет ясно, но что-то мне до сих пор ни фига не ясно.

Я уже писала про баланс осознанного и неосознанного в одном из предыдущих постов, и для моей работы крайне важно его соблюдать. Но как это делать, я объяснить тоже не могу, тут ты просто идёшь по канату и пытаешься не упасть, это навык почти физический, наверное, он нарабатывается ислючительно практическим опытом. В какие-то моменты я совершенно точно знаю, что поступить нужно именно так, внимательно и серьёзно отношусь к таким внутренним командам, соблюдаю их, как будто это третий закон Ньютона, хотя на самом деле никакого закона нет.

То же касается и несделанных кусков холста, которые я всё чаще оставляю в своих работах. В какой-то момент они стали для меня необходимостью, полноправной частью художественного высказывания. Иногда мне кажется, что на законченном холсте эти пустоты выглядят, как раны. Кстати, кого-то они действительно физически ранят, иногда людям реально тяжело воспринимать несовершенство живописи, которое я тоже использую намеренно, а тут ещё и эти брошенные куски — просто ад перфекциониста, честное слово)) Но что поделать, искусство — это боль. Тем более живопись, ахха))
Итак, чем сердце успокоилось. «Анкор, ещё анкор!», 120х100 см, масло/холст, 2021











17 июля 2021