На три дня потеряла связь с реальностью. Писала новую серию картин, в связи с чем ушла в полный астрал. Ну как серию, просто два больших холста, которые при желании могут превратиться в один. Но это не обязательно.
Небольшая предыстория. На днях мне позвонила Н. и поделилась шикарной новостью — мои кругляши (полным составом, все 9 штук) будут участвовать в групповой выставке, которую галерея открывает в конце мая. Тема выставки — Wonderland. Заодно Н. спросила, есть ли у меня что-то ещё, что могло бы подойти под эту тему. У меня, конечно же, ничего особо нет, но ответила я, конечно же, что есть. Вернее, что кое-что в работе, как закончу — пришлю. Разумеется, ни в какой работе ничего не было. Но это дело поправимое. Я уже давно собираюсь опробировать одну службу, которая делает холсты на заказ и привозит их с доставкой на дом. Точнее, я когда-то их уже опробировала, когда жила на Академической, но это было давно и понарошку. А сейчас всё серьёзно. Сделать заказ раньше мне не позволяла банальная бедность — холсты большого формата стоят дорого, и заказывать их просто так, без великой цели — это большой стресс для моего и без того ослабленного организма. Но шанс показать работы на Винзаводе — цель, вполне себе великая, чтобы инвестировать в неё свои последние 5 тысяч рублей.
Пока ждала доставку, поработала над эскизами. Собрала два коллажа, которые стали отправной точкой для будущего диптиха. Та часть меня, которая до сих пор верит, что в художнике (и в женщине) должна оставаться загадка, очень просила не выкладывать коллажи. Отчасти я с ней согласна, сама иногда расстраиваюсь, когда сравниваю исходные материалы и получившуюся из них живопись. Так было на выставке Павла Отдельнова в ММСИ, когда мощь реальных кадров и видео, сделанных на заводе, несколько приглушили живописные работы, которые сами по себе мне очень нравятся. Даже у любимого Генье коллажи иногда оказываются интереснее картин. Не говоря уже о том, что рассекречивая метод, ты даришь его миллиону других художников, которые тут же начнут фигачить шедевры покруче твоих. Но, во-первых, живопись для меня — это скорее повод для ведения блога, чем самоцель, поэтому я готова пожертвовать загадкой ради того, чтобы история, которую я здесь пишу, была максимально правдивой. Во-вторых, миллион других художников и так знает про этот метод, и все уже всё фигачат. Но даже из одинакового коллажа у двух разных художников получатся совершенно разные работы, не говоря уже о том, что из одного и того же журнала у них получатся совершенно разные коллажи. Да и вообще, кисти и краски продаются в любом Ашане, фигачь себе на здоровье. Так что продолжаю следовать методу Руссо и рассекречиваюсь по полной.
Когда коллажи были готовы, началась долгожданная работа с большим форматом. Конечно, работать с таким масштабом в комнате, где ты не только рисуешь, но и живёшь, оказалось не очень удобно, особенно учитывая тот факт, что под ногами всё время крутились два бестолковых ассистента. Но без них я бы вообще не справилась, так что всё было идеально.
Хотя про непрерывность процесса я, конечно, немного перегнула. Разумеется, он прерывался. Например, было выпито рекордное количество кофе,
переслушано море подкастов и интервью, пересмотрено пару выпусков «Вечернего Урганта» и новых эпизодов «2Верник2». «Иронию судьбы» тоже пересмотрела, но это я делаю постоянно.
Я даже на улицу один раз выходила — мама пригласила меня позавтракать в кафе, и потом мы ещё зашли в Молодушку, где она хотела купить себе что-нибудь почитать, и я нагло воспользовалась ситуацией, тоже напросившись на книжку 🙂
Ну и да, на чтение тоже прерывалась.
Мне хотелось бы в некотором роде сделать свою душу прозрачной в глазах читателя, и потому я стараюсь показать ему её со всех точек зрения, осветить с самых разных сторон, чтобы никакое её движение не укрылось от его взгляда и он мог бы сам судить о породившем его источнике.
Если бы я озаботился лишь результатом и сказал читателю: вот каков мой характер, — он подумал бы, что если я не обманываю его, то обманываю, по крайней мере, самого себя. Но, попросту и подробно рассказывая ему всё, что со мной случалось, все свои мысли, все свои чувства, я не могу ввести его в заблуждение, если только сам того не пожелаю; да и, поставив себе такую цель, я не так-то просто смог бы её достичь таким способом. Именно читателю надлежит соединить эти элементы и определить существо, которое они составляют: результат должен быть его творением, и если он тогда ошибётся, то ошибка будет происходить от него самого. Однако для этого недостаточно, чтобы мои рассказы были просто правдивы, они должны быть и точны. Не мне судить о важности тех или иных событий, я должен изложить их все, а читателю — предоставить возможность выбора. Именно в этом я и усердствую, собрав всё своё мужество, и не оставлю своих усилий в продолжение рассказа… В своём предприятии я не боюсь сказать слишком много или солгать, боюсь лишь одного — не сказать всего и умолчать об истине.Жан-Жак Руссо, «Исповедь»
Даже до Бродского руки дошли, впервые в жизни прочитала «Речь о пролитом молоке» — она упоминалась в одном из интервью, которое я слушала, и мне стало интересно. Вот как она начинается:
Я пришёл к Рождеству с пустым карманом.
Издатель тянет с моим романом.
Календарь Москвы заражён Кораном.
Не могу я встать и поехать в гости
ни к приятелю, у которого плачут детки,
ни в семейный дом, ни к знакомой девке.
Всюду необходимы деньги.
Я сижу на стуле, трясусь от злости.Ах, проклятое ремесло поэта.
Телефон молчит, впереди диета.
Можно в месткоме занять, но это
— все равно, что занять у бабы.
Потерять независимость много хуже,
чем потерять невинность. Вчуже,
полагаю, приятно мечтать о муже,
приятно произносить «пора бы».
Закончилась моя работа так же внезапно, как и началась. Обычно это происходит очень резко, и даже для меня неожиданно. Я, конечно, никого никогда не рожала, но мне кажется, что ощущение похожее — сначала очень долго что-то является частью тебя, и ты распоряжаешься этим так же смело, как и собой. Но внезапно что-то меняется — и всё, портал закрыт, и это что-то больше тебе не принадлежит, оно уже само по себе. Но если с рождением ребёнка это как-то физически обосновано, то с холстом всё гораздо неожиданнее — ты точно так же стоишь с кистью в руке перед мольбертом, но секунду назад ты ещё писал холст, сам был этим холстом, а потом вжух — и полномочия вмешиваться в его жизнь внезапно закончились, и ты впервые смотришь на него со стороны, впревые действительно видишь его. Мы на занятиях в мастерской часто про это говорим, и мне удивительно слушать, как люди годами не могут закончить холст, постоянно что-то в нём исправляя. На выставке Репина про это была забавная история — он всё время что-то доделывал, мог прийти в Третьяковку со стремянкой и прямо в экспозиции начать что-то дорисовывать на холсте, чем жутко бесил Третьякова. У меня же после этого загадочного момента внутреннего отделения от холста пропадает всякое желание что-то менять, даже нет, сама возможность так поступить с холстом пропадает, я просто больше не могу себе этого позволить, как не могу позволить себе дорисовывать холст Репина, например. Откуда ни возьмись появляется дистанция и даже какое-то отторжение, как будто просыпаешься и мгновенно забываешь сон, который ещё минуту назад имел стопроцентную власть над твоими эмоциями и вниманием. Даже забавно, что я так сильно во всём сомневаюсь, даже в самых дурацких мелочах, но в вопросах завершения работы испытываю уверенность совершенно инстинктивную. Господи, спасибо тебе за такой подарок судьбы, без него я бы в жизни не закончила ни одной картины))
3 мая 2019
ПЕНА ДНЕЙ 