Сегодня пост про Некрасовку. Я уже была там в сознательном возрасте, пару лет назад приходила послушать лекцию Кирилла Мартынова. Но как читатель очень давно не посещала, даже новый читательский пришлось делать (он теперь единый для всех библиотек Москвы). Поэтому аппарат по автоматической сдаче книг поверг меня в полный шок. Он похож на весы в магазине — кладёшь на них книжки самостоятельно, на экране тут же появляется их перечень, и ты просто нажимаешь кнопку «Сдать», и после этого книги можно переложить в большой короб под «весами». Я когда это увидела, в изумлении спросила сотрудника, как «весы» узнали, какие именно книжки я на них положила)) Потом быстро спохватилась, но всё равно почувствовала себя гостем из глухой деревни)) Брать книжки на абонимент тоже можно автоматически таким же способом, аж 15 штук за раз. Но я изо всех сил старалась держать себя в руках и в итоге взяла только 5.
Пока прочитала только верхний ряд, всё очень интересно. Вообще у Деррида думала взять что-то из первоисточников, не помню, чтобы мы его на соцфаке читали, только у А.Г. на курсе философии искусства про него говорили, но тогда я точно не читала ничего сама. Но в этой маленькой книженции было много прямых цитат, и что-то они мне показались сложноватыми, наверное, с первоисточниками пока повременю. Хотя кое-что очень кстати пришлось — сохраню себе на память несколько цитат про кино, как раз скоро собираюсь на эту тему делать серию работ, так что они могут пригодиться.
«Моя страсть к кино носит, возможно, несколько патологический характер. Оно гипнотизирует меня — пожалуй, я мог бы часами просиживать в зале, какую бы там ерунду ни показывали. Но у меня совершенно нет никакой памяти на фильмы. Эта культура не оставляет во мне и следа. Я веду записи, у меня есть блокноты, испещренные названиями просмотренных фильмов, но вспомнить хоть один кадр из них я не в силах. […] Впечатления оставляют во мне не названия фильмов, не сюжеты, не актеры, а скорее особого рода переживание — переживание, порождаемое экраном, самим принципом проекции изображения на экран. Оно не имеет ничего общего с переживанием от чтения, которое оставляет в моей памяти отпечаток куда более живой и действенный. Оказавшись в темноте кинозала и получив возможность «подсматривать», я наслаждаюсь неограниченной свободой, не стесненной никакими запретами. Зритель перед экраном — это невидимый вуайер, ему позволены любые фантазии, он может идентифицировать себя с кем и чем угодно, и всё это без малейших усилий и не испрашивая ни у кого разрешения. Именно это и дарят мне фильмы: возможность уйти от запретов, а главное — забыть о работе. Вот почему кинематографическое переживание не может принять для меня форму знания, не может быть усвоено памятью, не может само стать работой… Оно принадлежит к совершенно другому регистру. […] У меня совершенно особое, привилегированное отношение к кинообразам, которые во мне хранятся. С ними связаны очень глубинные, из какой-то неведомой дали приходящие ко мне переживания. Ни философия, ни учёность не в состоянии помочь мне сформулировать эти переживания. Кино остаётся для меня наслаждением — скрытым, потайным, жадным, ненасытным и, следовательно, инфантильным. Таким оно и должно оставаться. […]»
Жак Деррида (эта цитата приводится в книге, но я нашла первоисточник — интервью, опубликованное на русском языке в журнале Сеанс)
И ещё одна небольшая цитата из его последнего интервью, которое вышло в газете Le Monde в 2004 году (цитирую по книге).
«Вы знаете, учиться жить, это всегда нарциссизм, хочется жить на грани возможного, спастись, упорно продолжать жить, и культивировать всё то, что будучи бесконечно большим и могущественным, чем «я», в то же время составляет часть этого маленького «я», которое переполняет, через которое переливается со всех сторон. Требовать от меня, чтобы я отказался от того, что меня формирует, от того, что я так люблю, значит требовать смерти. В этой верности есть некий инстинкт сохранения. Отказаться, например, от трудных формулировок, от складки, от парадокса, от дополнительного противоречия, поскольку это будет не понято, или потому что тот или иной журналист не умеет читать, не может прочесть и заголовка книги, и полагает, что читатель или слушатель тоже ничего не поймут, и что опрос зрительских симпатий «Аудимат» или его заработок от этого пострадают, — для меня это — неприемлемая непристойность. Как если бы от меня требовали подчиниться, покориться — или умереть по глупости».
Про Ганди я вообще почти ничего не знала (да что уж там, я была уверена, что Махатма — это его имя, а оказалось, что в переводе это слово означает «Великая душа», и его просто начали так называть в какой-то момент, а на самом деле звали его Мохандас).
«Вместо того, чтобы стремиться к святости, которой не доверял Оруэлл (Ганди говорил, что его часто глубоко огорчал титут «Махатма» — «великая душа»), он хотел попросту воплотить в своей жизни, начав работать над собой, ценности, в которые верил и которые, в его представлении, должны были изменить Индию, а за ней, возможно, и мир. В этом — работе над собой — вся его доктрина и основание, на котором зиждется сатьяграха, которая была моралью, техникой воли да и смыслом его жизни. Действовать, убеждать силой примера. Цель — не святость, а деятельность».
Кристина Жордис, «Махатма Ганди»
Вообще такие книги мне тяжело даются, невозможно поверить, сколько всяких ужасов творилось (и продолжает твориться) в этом мире. Наверное, в этом причина того, что я довольно поверхностно знаю историю, вроде как если не знаешь — то ничего и не было. Преступная позиция, знаю, и поэтому хочу по возможности восполнять пробелы в своём знании (вернее, в его отсутствии).
«Что такое настоящая цивилизация?» — этот вопрос он задаёт в «Хинд сварадж». Верно одно: она не та, где стараются создавать потребности: «Создавать бесконечное число потребностей, чтобы потом их удовлетворять, — всё равно что гоняться за ветром. Это ложный идеал, ловушка». Удовлетворить одну потребность, потом другую и всё больше, чтобы никогда не обрести покоя, — «дух, что непоседливая птичка; чем больше он получает, тем больше хочет, и в конце концов, всё-таки не бывает удовлетворён» — вот формула обмана, форма рабства. «Цивилизация в истонном смысле этого слова заключается не в умножении потребностей, а в намеренном их ограничении».
Кристина Жордис, «Махатма Ганди»
Ну а «Метель» Сорокина я уже пару лет собиралась прочитать, и так совпало, что сделала это именно сейчас, когда вышла его новая книга, в которой продолжается история доктора Гарина, который в «Метели» ехал делать вторую дозу вакцины от загадочной эпидемии (даже жутковато было об этом читать накануне собственной второй дозы вакцины, которую мне предстоит сделать 6 мая). А вообще, я тут подумала, что если бы Сорокин был живописцем, то он был бы Нео Раухом. И ещё вот интересно, если бы настоящий Нео Раух перечитал всего Сорокина, какая бы серия картин могла бы появиться на свет под впечатлением от этого события? Хотела бы я это увидеть.
«Преодоление преград, осознание пути, непреклонность… — думал он, с наслаждением отдаваясь красоте окружающего мира. — Каждый человек рождается, чтобы обрести свой жизненный путь. Господь подарил нам жизнь и хочет от нас одного: чтобы мы осознали, для чего он одарил нас этой самой жизнью. Не для того, чтобы жить, как растения или животные, жизнью полноценной, но бессмысленной, а для того, чтобы мы поняли всего три вещи: кто мы, откуда и куда идём. Например, я, доктор Гарин, Homo sapiens, созданный по образу и подобию Божиему, сейчас еду по этому ночному полю в деревню, к больным людям, чтобы помочь им, чтобы уберечь их от эпидемии. И в этом мой жизненный путь, это и есть мой путь здесь и теперь. И если вдруг эта сияющая луна рухнет на землю и жизнь перестанет, то в эту секунду я буду достоин звания Человека, потому что я не свернул со своего пути. И это прекрасно!».
Владимир Сорокин, «Метель»
Так, осталось ещё две книжки дочитать, и можно снова идти в библиотеку — сдавать эти, брать новые. А ещё я очень хочу зависнуть там на полдня, полистать какие-нибудь альбомы, просто провести в библиотеке побольше времени, есть в этом какое-то ощущение убежища от всего и вся. Да, мой дом и так завален непрочитанными книгами, моими собственными и теми, которые мне в огромных количествах поставляет любимая О., но страсть к библиотекам сидит во мне с детства, ничего не могу с этим поделать, просто люблю в них бывать, и всё тут. Раньше у нас прямо в доме была библиотека, прямо в подъезде в одной из квартир на 1 этаже — я была тогда слишком маленькой, поэтому просто помню, как любила в неё заходить на уровне ощущений, помню её особый книжный запах. И ещё я очень любила бывать в Детской республиканской библиотеке на Октябрьской, до сих пор её с трепетом вспоминаю и даже перезаписалась туда во взрослом возрасте, чтобы снова пройтись по её коридорам и залам, которые мало изменились, и посмотреть на ту огромную люстру, которая производила на меня в детстве гипнотическое воздействие. Ну и конечно, была ещё библиотека в Ахмате, откуда я каждое лето таскала туда-сюда по берегу реки Еруслан огромные стопки книг, придерживая их подбородком, вместе со своей подружкой И., мы с ней были те ещё книжные червячки, ими и остались.
23 апреля 2021
ПЕНА ДНЕЙ 