Новость дня — я наконец-то немножечко порисовала, впервые за последние полтора месяца. Случилось это знаменательное событие на моих уроках в школе, когда мы с детьми расписывали керамику акриловыми красками. Вернее, на самих уроках было некогда, как вы видите.
Забавно видеть копии своих работ в детском исполнении — я в прошлый раз приносила свои фигурки, чтобы показать, как выглядит обожжённая керамика, что такое глазурь, шамот, ангоб и т.п. Побочный эффект налицо — у нас тут же появилось несколько тортиков, лебедей, были даже рептилоиды и абстрактные скульптуры. Лично на мой вкус, дети меня быстро обскакали — до их уровня естественной небрежности и смелости мне никогда не добраться, сколько бы я не раскрепощалась. Одна Машина «Домино» чего стоит! (Домино — это её собака, портреты которой она делает на каждом уроке уже второй год подряд).
Но в эти выходные у нас немного поменяли расписание, и у меня в середине дня появилось окно размером в полтора часа — именно тогда я осталась наедине с кучей акриловых красок и стопкой ватманов. Тогда-то всё и случилось. Хотя нет, я была не совсем одна — рядом сидела К., которая пришивала степлером голубые шторы к картонной сцене для Театра Динозавров, а напротив возлежал А. — у него тоже было окно, и он зашёл к нам в гости поесть Баунти и посидеть в инстаграме.
Ещё из важных новостей — на выставку в Вену улетели ещё две мои старые картины, в том числе и любимый Мальчик с зеброй! Еле рассталась с ним и уже скучаю.
В остальном всё по-прежнему. У одной из своих учениц нашла прекрасную серию про любовь:
На Полянке появился новый стрит-арт:
На улице снова холодно, часто идут дожди:
В свободное от работ время продолжаю читать. «Обломова» проглотила на одном дыхании.
– Счастье льется через край, так хочется жить… а тут вдруг примешивается какая-то горечь…– А! Это расплата за Прометеев огонь! Мало того, что терпи, ещё люби эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они — переполненный избыток, роскошь жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых желаний, они не родятся среди жизни обыденной: там не до того, где горе и нужда, толпы идут и не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов… Но кто встретился с ними своевременно, для того они не молот, а милые гости.– Но с ними не справишься: они дают тоску и равнодушие… почти ко всему… — нерешительно прибавила она.– А надолго ли? Потом освежают жизнь, — говорил он. — Они приводят к бездне, от которой не допросишься ничего, и с большей любовью заставляют опять глядеть на жизнь… Они вызывают на борьбу с собой уже испытанные силы, как будто затем, чтоб не давать им уснуть…– Мучиться каким-то туманом, призраками! — жаловалась она. — Всё светло, а тут вдруг ложится на жизнь какая-то зловещая тень! Ужели нет средств?– Как не быть: опора в жизни! А нет ее, так и без вопросов тошно жить!– Что ж делать? Поддаться и тосковать?– Ничего, — сказал он, — вооружаться твердостью и терпеливо, настойчиво идти своим путём. Мы не Титаны с тобой, — продолжал он, обнимая её, — мы не пойдём, с Манфредами и Фаустами, на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним головы и смиренно переживем трудную минуту, и опять потом улыбнется жизнь, счастье и…– А если… они никогда не отстанут: грусть будет тревожить всё больше, больше?.. — спрашивала она.– Что ж? примем её как новую стихию жизни… Да нет, этого не бывает, не может быть у нас! Это не твоя грусть, это общий недуг человечества. На тебя брызнула одна капля… Все это страшно, когда человек отрывается от жизни… когда нет опоры. А у нас…
С грустью вспомнила себя образца 10-го класса (какой же это был год, 2001-й, наверное?) — ту девочку, которая выделяла простым карандашом целые абзацы текста, подчёркивала ключевые фразы, делала бесчисленные пометки на полях, чтобы получше написать сочинение. Знала ли я тогда, что через 17 лет подчеркну совсем другие строки? Что сама совершу «ошибку» Ольги, что на собственном опыте проверю, каково это — быть Обломовым и быть Штольцем. Да чего уж там — я даже статью Добролюбова про обломовщину скачала — сама, по собственному желанию, в трезвом уме и твёрдой памяти, и послесловие к роману прочитала, в котором, кстати, полно всего интересного, например, прямая речь Гончарова:
…тогда же, по дурному своему обыкновению, всякому встречному и поперечному рассказывал, что замышляю, что пишу, и читал сплошь и рядом, кто ко мне придёт, то, что уже написано, дополняя тем, что следует далее. Это делалось оттого, что просто не вмещалось во мне, не удерживалось богатство содержания, а ещё более оттого, что я был крайне недоверчив к себе. «Не вздор ли я пишу? Годится ли это? Не дичь ли?» — беспрестанно я мучил себя вопросами… И до сей минуты я таков. Садясь за перо, я уже начинал терзаться сомнениями. Даже напечатанное я не дозволял, когда ко мне обращались, переводить на иностранные языки: «Не хорошо, слабо, думалось мне: зачем соваться туда?». Поэтому я спрашивал мнения того, другого, зорко наблюдал, какое производит мой рассказ или чтение впечатление на того или другого — и этим часто надоедал не только другим, но и самому себе.
Кстати, пару дней назад я цитировала мысль Уэльбека про то, что замысел романа густеет, как бетон, и было забавно обнаружить в прямой речи Гончарова нечто подобное:
Странно покажется, что в месяц может быть написан почти весь роман: не только странно, даже невозможно, но надо вспомнить, что он созрел у меня в голове в течение многих лет и что мне оставалось почти только записать его.
Ещё я перечитала «Колыбель для кошки» Воннегута, получилось тоже как в первый раз, ничего, кроме льда-девять, и не вспомнила. Надо сказать, что забытые книги — это лишь частный случай более глобального процесса. Я внезапно заметила, что с недавних пор горы ненужного хлама, которые накапливались в памяти без всякой пользы, а местами даже гнили и причиняли боль, начали со страшной силой терять свои привычные очертания и переплавляться во что-то совершенно новое и неожиданное. Ну а пока этот волшебный горшочек варит новую версию меня, я продолжаю регулярно ходить в библиотеку:
И напоследок — небольшая история про Толкиена, которую мне прислала мудрая К., знающая ответы почти на все вопросы.
22 апреля 2018
ПЕНА ДНЕЙ 